Живите правильно и будьте счастливы!
(вагонная сказка)
Поезд еле заметно тронулся, покатил по рельсам и скоро разогнался до обещанных двухсот двадцати километров в час. “Сапсан”. Поездки на скоростном поезде стали привычными и приятными - целых четыре часа пребывания наедине с собой. Хочешь - спи, а хочешь - просто сиди и думай о том, о сем.
Перевалив через пятидесятилетний рубеж, люди вдруг обретают интерес к тому, что осталось позади, а думать о будущем больше не хочется. Становится грустно. Новую жизнь не построишь, а старая получилась, как есть. Впереди замаячил финиш, к которому не торопятся, но шага не сбавишь. Вот и получается, что вся жизнь позади.
То ли это связано с возрастом, то ли это его личная особенность, но воспоминания крутились в голове Фёдора Михайловича, как кадры киноленты. Некоторые фильмы он смотрел с удовольствием, наслаждаясь детской яркостью окружающего мира, большими деревьями и глубокими речками. Неприятные воспоминания заставляли Федора Михайловича горько морщиться, запускали бесконечные монологи оправдания и безуспешные попытки сыграть свою жизнь иначе, но это, конечно же, невозможно.
Выпустив попутчика, Федор Михайлович постоял некоторое время, не спеша возвращаться в кресло, но стал мешать проводнице, развозившей на тележке чай-кофе, и ему пришлось сесть. Чтобы не дать киноленте запуститься снова, хотя бы до возвращения соседа из похода по вагону, Федор Михайлович стал всматриваться в кадры кинофильма на экране прикрученного к потолку телевизора.
Какой-то черно-белый явно старый фильм на крестьянско-деревенскую тему. Ни сюжет, ни актеры не были знакомы. Судя по всему, главный герой - старик с седой бородой и в шапке на голове. Он ездил туда-сюда на подводе, останавливался, с кем-то разговаривал или подвозил, продолжая разговор. Лицо старика часто показывали крупным планом. Он что-то говорил, обращаясь к зрителям.
- Пропустите, пожалуйста!, - вернулся сосед.
Федор Михайлович встал, пропуская соседа на его место возле окна. Тот вернулся к своему занятию - наушники в уши, глаза в мобильный телефон, палец в экран. Нынешнее поколение.
Возвращаться в кинофильм с горькими воспоминаниями Федору Михайловичу не хотелось, и он двинулся между рядов кресел искать вагон-ресторан. Пятый, десятый и пятнадцатый - такая схема в “Сапсане”. Может быть, бумажный стаканчик кофе переключит киноленту, и тогда можно будет посмотреть какой-нибудь счастливый фильм - их было предостаточно в своеобразной фильмотеке Федора Михайловича.
Неприятные воспоминания, фильмы о которых он не хотел смотреть, относились к особому разряду. Переломный и необратимый момент, после которого жизнь пошла по другому пути. Если бы не этот поворот… Ладно бы, если случайность, которая от тебя не зависит. Пусть даже твоя ошибка, и то не так обидно. Глупость, дурацкая выходка с необратимыми последствиями - вот что гнетёт.
Кофе в стаканчике вызвал вовсе не полагающуюся волну кофейной бодрости, а какой-то спазм в горле, как от полстакана водки на пятый день запоя. Федор Михайлович работал в офисе, а там есть бесплатный кофе из кофемашины. Пропуская по стаканчику в течение рабочего дня, поневоле становишься похожим на запойного алкаша. Кофейного.
Федор Михайлович вернулся на свое место. Сосед у окна по-прежнему водил пальцем по экрану телефона. Седобородый старик в шапке на экране подпотолочного телевизора что-то беззвучно говорил зрителям. Если смотреть внимательно, можно попробовать догадаться, о чем тот говорит. В конце концов, можно просто придумывать, фантазировать, сочинять то, о чем говорит старый крестьянин. Лишь бы снова не включился кинофильм с воспоминаниями из прошлого.
Федор Михайлович стал пристально вглядываться в лицо старика на экране телевизора. Читать по губам не получалось. Губ не было видно за усами и бородой. Камера отъехала, и стали видны руки главного героя, которыми он жестикулировал, помогая своей речи. На заднем плане мимо телеги проезжали задние виды - деревья и контур церквушки в туманной дымке.
Взгляд Федора Михайловича переместился за спину старика. Церквушка. Худенькая. Как скелеты тополей в одном с ней ряду. Вот если бы иметь силу смириться с тем, что есть, как тому учит православная вера. Нет же! Мысли все возвращаются и возвращаются к тому переломному моменту, после которого…
Старик в телевизоре размахивал руками, чем вернул внимание Федора Михайловича с задних планов к своему изображению. Указательными пальцами старик постучал себе по ушам. Что это значит? Может, старик хочет, чтобы Федор Михайлович вставил в уши наушники? Смешно… Однако Федор Михайлович пошарил в кармашке кресла напротив и нашел коробочку с наушниками. Размотал, вставил в уши и стал искать, куда вставить штекер.
- Оставь, как есть!, - послышался в наушниках мужской голос. Шамкающий и сиплый.
Федор Михайлович опешил и перевел взгляд на телевизор. Старик кивал головой в своем безмолвном разговоре.
- Чего испугался-то?, - задвигались в такт голосу в наушниках усы и борода старика. - Это я с тобой говорю. Давай поговорим. Кивни, если понял меня.
Федор Михайлович заозирался вокруг, вернул взгляд на старика, который явно ждал его ответа, и все таки кивнул.
- Ну, вот!, - удовлетворенно затряс бородой старик в такт своим словам. - У нас мало времени. Поезд через час приедет на вокзал. Так что, слушай и кивай, если понятно, а если не понятно, мотай головой. Понял?
Федор Михайлович снова кивнул. Происходило что-то странное. Наушники в ушах. Штекер от них - в руке. Голос. Старик. Хочет поговорить.
- В жизни так бывает, что один поступок может перевернуть жизнь, и она пойдет по другому пути. Не такому хорошему, как прежний. Станет хуже. Не сбудутся мечты. Вернуться назад невозможно. От этого люди печалятся, и печаль их не проходит, - старик замолчал и заулыбался - Федор Михайлович кивал головой, подтверждая, что так оно и есть. - А чего печалиться? Надо жить! Ведь жизнь продолжается!
Старик произнес “жисть”, напоминая, что он персонаж какой-то крестьянской истории. Федор Михайлович поморщился - старик говорил банальности.
- Вот ты думаешь, что жить - это принять необратимость случившегося и жить дальше? А я-то про другое, - за спиной старика ползли дымчатые сельские ландшафты, только церквушка, казалось, замерла на одном месте. - После поворота пути продолжай движение к тому, к чему шел. А ты, да и все, думают, что туда уже не попасть, раз уж повернул в другую сторону. Ведь так и думаешь?
Федор Михайлович кивнул. Он именно так и думал, но как это - продолжить движение к тому, к чему шел, если повернул?
- Не понимаешь?, - догадался старик.
Федор Михайлович замотал головой - не понимает.
- А чего тут непонятного, тупая твоя голова!, - старик снова вошел в роль актера кино. - Другим путем, но иди туда, куда шел! Опять не понял?
Федор Михайлович не ответил. Он задумался.
- Чего задумался-то?, - ухмыльнулся в бороду старик в телевизоре. Ты, поди, думаешь так: из-за того случая по собственной глупости не стал тем, кем мог стать?
Федор Михайлович утвердительно кивнул.
- Тебе зачем хотелось стать, кем не стал?, - продолжал пытать старик. - Думай! Думай! Обобщай! Ищи соль!
Старик взял паузу, давая Федору Михайловичу подумать, но в голову тому ничего не приходило.
- Чего бы люди ни хотели, хотят они этого для счастья!, - старик подкрепил мысль жестом, подняв указательный палец вверх. - А что такое, по-твоему, счастье?
В этот момент Федор Михайлович почувствовал приближение к истине, если, конечно, есть такое чувство.
- Счастье - не что-то конкретное. Не деньги. Не дом. Не должность. Не власть, - старик, похоже, наслаждался видом собеседника. - Счастье - это состояние. Особое состояние. Состояние, когда живешь правильно, и понимаешь это.
Казалось, до понимания чего-то чрезвычайно важного в устройстве мира оставался неизмеримо малый шаг, но шаг, и потому истина все никак не открывалась.
- Люди этого не понимают, потому что в таком, в верном понимании счастья есть парадокс, - старик снова поднял вверх указательный палец. - Тебе может быть плохо, голодно, больно, ты можешь быть на грани смерти, но ты живешь правильно, и от этого счастлив, испытываешь счастье. Настоящее счастье!
Напряженно вперивший взгляд в телевизор Федор Михайлович облегченно откинулся на спинку вагонного кресла и рассмеялся, вызвав недовольные повороты голов в его сторону. Кто-то даже проснулся. Только сосед все водил пальцем по стеклу телефона.
- Ну, понял?, - улыбался седыми усами старик
Федор Михайлович глубоко кивнул головой, но вдруг встрепенулся.
- Постой!, - крикнул старику Федор Михайлович, снова вызвав шевеление в креслах. - Как узнать, что живешь правильно?
- Человек это всегда знает! Знает, что правильно, а что нет, - старик поднял свои белесые глаза к небу в поисках подсказки. - Это как свет и тьма! Не перепутаешь!
Федор Михайлович покивал, но неуверенно. Старик заметил и добавил.
- А для непонятливых есть заповеди!
Кинокамера остановилась, давая старику в телеге удалиться по дороге. Потом камера поехала вслед за повозкой. Дорога привела к той самой церквушке, которая и вблизи оказалась маленькой. Камера догнала старика, и он снова занял весь экран.
Старик слез с телеги. К нему подковыляла какая-то старушка во всем серо-черном, сложила ладони одна в другую и склонилась. Старик перекрестил ее темя и сунул свою руку в ее ладони. Старушка приложилась к руке старика и отсеменила куда-то за кадр.
Федор Михайлович рассмотрел старика. Он был в пыльной рясе, подпоясанной веревкой, на животе большой металлический крест, а на голове скуфья. Старик перекрестил через телеэкран Федора Михайловича. Тот кивнул. Или поклонился?
- Живи по заповедям!, - крикнул старик. - Живи правильно, и будешь счастлив!
Федор Михайлович твердо кивнул. Он всё понял.
- А как тебя… вас зовут?, - крикнул, опомнившись, Федор Михайлович, и вокруг зашевелились.
- Ник…
- Поезд прибывает на Московский вокзал города Санкт-Петербурга!, - дикторский голос оборвал старика.
Федор Михайлович догадался, что старик собирался сказать: “Никак!”.
На экране телевизора появилась надпись, дублирующая объявление диктора. Поползли строчки благодарности, что пассажиры выбрали Российские железные дороги, и в завершении:
“Будьте счастливы!”.
Сергей Александрович Русаков.
31 марта 2017 года.
Вагон скоростного поезда “Сапсан”.
Комментариев нет:
Отправить комментарий